Рассказываем «былинки» таганрогских летчиков

Предисловие

Почти четверть века назад, в 2000-м году, на редакционной планёрке мы ломали головы, что бы такого оригинального придумать для наших читателей на 23 февраля. Маленький нефтяной город Радужный – это ведь глубокий тыл, Западная Сибирь, откуда тут взяться источникам информации ко Дню Советской армии? Видя, что все приуныли, я осмелела и вызвалась расспросить отца, майора в запасе, о его армейских быличках. Папа как раз после трёхлетних раздумий тоже приехал к нам на север из Таганрога, где мы дружно жили до развала Советского Союза и до угрозы полного обнищания семьи.

Как теперь выясняется, профилактические беседы с ним проводил его сослуживец, дядя Саша Дьяченко, чтобы он не бросал семью. Так отец и появился на пороге маминой квартиры со словами, что он приехал воспитывать сына…

Да, после выхода в запас папа, выражаясь языком военной авиации, «потерял ориентацию» в пространстве, что произошло тогда со многими.

Но решение о переезде вслед за женой на север, в лихие 90-е, так трудно давшееся отцу, тем не менее помогло ему продлить свою профессиональную жизнь благодаря гражданским аэропортам сначала в Радужном, а потом и в Сургуте.

Порой, звоня отцу на работу, я первым делом слышала в трубке его рапорт: «Штурманская, Шипнягов!» и мне передавалась его предельная внутренняя собранность. В этот момент я интуитивно чувствовала, что отец в этой роли по-настоящему счастлив после нескольких лет безвременья. Что хоть и на вторых ролях, а не лётчиком фронтового бомбардировщика Су-17, он счастлив служить Родине.

Папа закончил свою карьеру в 65 лет государственным инспектором по расследованию авиационных происшествий в Сургутском аэропорту. Гражданская авиация, будучи коммерческой структурой, люто ненавидела его, о чём и я пишу совершенно спокойно, и сам он несколько раз рассказывал нам честно, при этом смущённо смеясь. Предупреждал нас, что он неудобен директорам, и его могут в любой момент уволить. Видимо, втайне он этим даже гордился. Что не подыгрывал руководству аэропорта, а в своих расследованиях авиационных происшествий руководствовался исключительно интересами дела.

А о байках этих вспомнили случайно. Три года назад отца не стало, и я приехала проведать его могилу. Найти её на отдалённом участке Мариупольского кладбища в Таганроге мне и маме вызвался помочь папин сослуживец, дядя Саша Дьяченко, с которым мы впервые встретились в моём взрослом возрасте.

Несмотря на грустный повод, эмоциональная окраска этой встречи получилась какой-то ненавязчиво-лёгкой и светлой. «А знаешь, Влада, ты мне понравилась. Я с вами отдохнул душой», – сказал дядя Саша на прощание. К тому времени он уже поведал мне, что периодически они с сослуживцами встречаются в гараже под девизом: «Посидим-полетаем». Название рубрики мне понравилось, осталось только дождаться случая…

И вот для очередных гаражных посиделок с друзьями дядя Саша попросил у мамы статью, что «Вадик на севере печатал». Я тотчас сфотографировала её на телефон из своего архива и выслала, предложив ему и папиным сослуживцам продолжить тему офицерских будней. И дядя Саша, как исключительно дисциплинированный человек, добросовестно стал писать мне на почту одну историю за другой. Сейчас у меня их частей на пять, если ставить по пять. Вот тут-то я ещё раз поняла, какой у папы был и остаётся искренний и верный друг! По-христиански добрый, по-военному пунктуальный, дипломатически мудрый, деликатный и готовый прийти на помощь. При этом умеющий держать дистанцию. Настоящий военный атташе какого-нибудь дипломатического ведомства!

Армейские былички майора в отставке Александра Александровича Дьяченко

Ноябрь 1974 года, погода неважная: средняя облачность и дымка.

В воздухе пятеро молодых лейтенантов (Дьяченко, Шипнягов, Гурьян, Козлов, Дмитренко).

Руководитель полётов постоянно запрашивает у нас погоду. Видимость потихоньку ухудшается, но все, кто в небе, докладывают, что погода позволяет выполнять задание. И вдруг аэродром накрывает туман… По очереди нас начинают срочно заводить на посадку. Вначале тех, у кого топлива поменьше. В итоге все сели без замечаний. Полёты закрыли, и командир полка приказал всем построиться на центральной заправке.

– Кто садился в туман – выйти из строя!

Чувствуя крупные неприятности (мы не доложили, что погода ухудшается), понурив головы, наша пятёрка делает по три шага вперёд…

– Всем объявляю… БЛАГОДАРНОСТЬ – за отличное выполнение полётного задания, а вашим командирам – благодарность за отличную подготовку подчиненных!!!

Секретарь партийной организации авиаэскадрильи и мой хороший товарищ, майор Иван Антонович Стеченко, как и все, сидел за столом, заполняя лётную документацию. Глубокая осень: за окном холод, дождь с мокрым снегом и ветер.

Заходит замполит авиаэскадрильи и обращается к Стеченко:

– Иван, приехал проверяющий из политотдела округа. Бери партийную документацию и к нему, в штаб полка.

Замполит побежал по своим делам, а Иван подошёл к окну, оценил погоду. Дождь и мокрый снег, а до штаба минут двадцать топать по лужам, и он спокойно уселся за свой стол.

Прошёл час. Вбегает замполит:

– Иван! Я же тебе говорил отнести документацию, почему ты ещё здесь?

Иван спокойно отвечает:

– Я только оттуда, нет его, ушёл куда-то.

– Ладно, неси быстрее, он ждёт.

Замполит вышел, а Иван спокойно продолжил заниматься своими делами.

Все лётчики забросили дела и ждут продолжения спектакля.

Иван решительно встаёт: – Я что Вам, мальчик на побегушках? Два раза туда ходил, а инспектора НЕТ!

Что я должен, искать его по всему гарнизону?!

Замполит хватает телефон, но ему отвечают, что инспектор уже уехал… Недоуменно смотрит то на телефон, то на Ивана. А народ трясется от беззвучного смеха.

Зима, февраль. Я и штурман эскадрильи Виктор Иванович Полянцев перегоняем спарку Су-7у из Барановичей в Таганрог.

Пока ждали разрешения на вылет, изрядно замёрзли, а теперь, на высоте 9100 метров за облаками ярко светит солнышко, в кабине жарко и мы отогреваемся.

Виктор Иванович, как начальник, дремлет в задней кабине. Я как подчиненный делаю всю работу – самолёт на автопилоте, остаётся контролировать работу систем: в основном, выработку топлива и вести радиообмен.

Радиоцентр предупреждает: «Рядом с вами, ниже 300, гражданский на трассе параллельным курсом. Измените скорость, чтобы на локаторе разошлись метки». Осматриваемся: метров 500 правее под нами распластал крылья Ту-154. На фоне облаков зрелище весьма впечатляющее, очень красиво!!!

Я добавляю обороты двигателя, но Полянцев в задней кабине принимает другое решение: обороты уменьшает и начинает гасить скорость.

Для лётчика-истребителя такие действия как-то неестественны. Привычнее, конечно, увеличить скорость и потому я выражаю свое недоумение. И вот Виктор Иванович своим ответом меня восхитил:

– Саня пусть летит. Он всю жизнь будет рассказывать, как истребитель обогнал.

Мы покачали крыльями в знак приветствия, в ответ Ту-154 тоже немножко накренился из стороны в сторону. Он медленно уходил вперёд, унося новую авиационную байку и оставляя за собой пушистый, снежно-белый конденсационный след.

Вступительные экзамены в высшее военное училище. Устный экзамен по математике. Принимает преподаватель –  армянин со страшным акцентом. Отвечает ему на чистом украинском языке мой земляк Коля Чернозуб. Он родом из села Чернобаевка Херсонской области, окончил украинскую школу. Получается, что разговор идёт на разных языках и друг друга они практически не понимают.

Преподаватель диктует:

– Пишитэ одын свэрху два снызу

Коля в недоумении…

– Нэ понимаэш? Ну – одна вторая!

– А, розумию: у чысливныку один, а у знамэннику – два…

Преподаватель: – Что?.. Кто-ныбуд понимает, что он говорыт?

Поднимаю руку: – Я понимаю.

Преподаватель: Садысь радом и пэрэводы.

Мы оба получили по «четвёрке». А были ещё:

– кореец, учившийся в узбекской школе,

– латыш с изрядным акцентом,

– грузин из горного селения…

И все они поступили!

Один из горцев написал сочинение на неизвестном экзаменаторам языке. В СССР это было возможно на любом языке народов советских социалистических республик. И встал вопрос: как это сочинение оценить?

Начальник приёмной комиссии вызвал абитуриента к себе:

– Сынок, что здесь написано? – а автор с трудом говорит по-русски. – Ну понятно: «Да здравствует дружба народов, правильно?» – и лично поставил будущему генералу оценку «хорошо».

Развернуть диалог

Над лагерем, где мы жили (окраина запасного грунтового аэродрома), постоянно летали МИГ-17. К их шуму быстро привыкли и не обращали особого внимания, но как-то в обед над лагерем раздался жуткий грохот и вой. Все выскочили на плац – над нами выполнял пилотаж Су-7… Все молча смотрели в оцепенении.

 

Устный экзамен по физике. Ответил я вполне прилично. Преподаватель долго думал, а потом спросил: «Хочешь «пять»»?

– Конечно.

– Тогда дополнительный вопрос.

Он взял учебник, открыл оглавление и полчаса «гонял» меня по всему учебнику с первого до последнего листа. Затем молча пожал мне руку и вывел в зачётке: «отлично». Это была гарантия поступления.

Физика стала последним экзаменом и потому после ужина я ушёл на аэродром. Уже стемнело и я лёг в теплую ещё траву, смотрел на звезды и думал: «Я сделал всё, что мог. Сделал хорошо».

На следующий день раздался приказ: всем построиться на плацу с вещами!

И вот стоит длинный строй.

Обычно объявляют списки тех, кто поступил, но не в этом случае. Здесь так: чью фамилию назовут – с вещами по машинам, затем на вокзал и домой – не поступил. Катастрофа...

Стали читать фамилии по алфавиту. Тишина, всем страшно. Дошло до буквы «Д» и мою фамилию не назвали. От пяток отлегло, а сумка с вещами стала гораздо легче.

И вдруг снова стали зачитывать с буквы «А», и снова прямо физически воздух стал тяжелее и гуще. И так несколько раз, пока не перечислили все группы.

И вдруг без перерыва: оставшиеся в строю - зачислены, поздравляем! Все - в баню, а затем к старшине - получать форму.

«УРА» во всё горло, во всё накопившееся напряжение!!!

Развернуть диалог

Устный экзамен по физике. Ответил я вполне прилично. Преподаватель долго думал, а потом спросил: «Хочешь «пять»»? – Конечно. – Тогда дополнительный вопрос. Он взял учебник, открыл оглавление и полчаса «гонял» меня по всему учебнику с первого до последнего листа. Затем молча пожал мне руку и вывел в зачётке: «отлично». Это была гарантия поступления. Физика стала последним экзаменом и потому после ужина я ушёл на аэродром. Уже стемнело и я лёг в теплую ещё траву, смотрел на звезды и думал: «Я сделал всё, что мог. Сделал хорошо». На следующий день раздался приказ: всем построиться на плацу с вещами! И вот стоит длинный строй. Обычно объявляют списки тех, кто поступил, но не в этом случае. Здесь так: чью фамилию назовут – с вещами по машинам, затем на вокзал и домой – не поступил. Катастрофа... Стали читать фамилии по алфавиту. Тишина, всем страшно. Дошло до буквы «Д» и мою фамилию не назвали. От пяток отлегло, а сумка с вещами стала гораздо легче. И вдруг снова стали зачитывать с буквы «А», и снова прямо физически воздух стал тяжелее и гуще. И так несколько раз, пока не перечислили все группы. И вдруг без перерыва: оставшиеся в строю - зачислены, поздравляем! Все - в баню, а затем к старшине - получать форму. «УРА» во всё горло, во всё накопившееся напряжение!!!

К печати подготовил
Егор Белов
Ранее сообщали: Арсенал в подвале: ростовчанин превратил свой дом в мини-оружейный склад